«Помните, что вы - англичанин и, следовательно, выиграли первый приз в лотерее жизни», - твердил Сесил Джон Родс. Он считал, что англоязычной части белой расы предназначена руководящая роль на планете. В эту идею Родс вложил нехилые доходы от южноафриканских алмазов. И сегодня, через столетие, давно ушедший алмазный король продолжает финансировать влиятельных людей, диктующих на надменном английском свои условия миру.
От берегов Англии до южной оконечности Африки пароход шел месяц. Три десятка дней тоскливой бескрайности океана. Семнадцатилетнему Сесилу Родсу, дышащему на ладан, и на палубе не сиделось, и в каюте было душно. Он сторонился сбившейся в долгом пути компании пассажиров. Да никто из них и не горел желанием общаться с угрюмым юношей с темными кругами под глазами, в которых, кроме высокомерия, прочитать что-либо было невозможно.
Сесил сознательно отгородился от этих баловней судьбы. Ему осталось жить два, в лучшем случае - три года. Сухо прощаясь с отцом, он пресек все пустопорожние слова о том, что, дескать, дай бог, увидимся. Оба знали, что Родс-младший обречен - так заявили врачи, и причин не верить им не было. К серьезным, с младенческого возраста проблемам с сердцем теперь добавилась чахотка. Единственной возможностью несколько продлить назначенные эскулапами пару лет жизни была смена климата. И вот он направлялся в солнечный край, на самый юг Африки.
В Африке жил брат Герберт - небольшая ферма, хлопковая плантация. Это было совсем не то место под солнцем, о котором Сесил мечтал. Он метил в Оксфорд. И даже деньги нашлись - подарок тетушки. Но болезнь внесла коррективы: вместо учебы пришлось оплатить путешествие на край света.
Однако кандидат на тот свет старательно подавлял мрачные мысли. Не все кончено, заявлял он себе. Тому был порукой Марк Аврелий, римский император, выбранный в спутники долгого путешествия. Томик «Размышлений» этого мудреца, стоика, жившего во II веке н. э., каждой страницей открывал Сесилу иное измерение. «Не все ли равно, если твоя жизнь будет продолжаться триста или даже три тысячи лет? - наставлял юного британца древний римлянин. - Ведь кто бы ты ни был, живешь только в настоящем мгновении, утрачиваешь только настоящий миг. Нельзя отнять ни нашего прошлого, потому что его уже нет, ни будущего, потому что мы его еще не имеем». Как верно! - изумлялся Сесил. «Измени отношение к вещам, которые тебя беспокоят, и ты будешь от них в безопасности». «Самый презренный вид малодушия - это жалость к самому себе». Да, сэр, вы абсолютно правы, сэр! С сегодняшнего дня начинаю новую жизнь! Собрав последние силы, новообращенный выходил на палубу глотнуть свежего воздуха. Он ступал, вытянувшись в струнку, как подобает джентльмену и стоику, хотя тянуло согнуться в три погибели. Так, с бодрой поддержкой Марка Аврелия Сесил дотянул до южноафриканского порта Дурбан, где земля сильно качнулась у него под ногами и встречавший младшего брата Герберт вовремя подхватил его, не дав свалиться от слабости. Публика, собравшаяся на набережной, не обратила внимания на двух неброско одетых молодых людей, которых ожидал незамысловатый экипаж. Кому бы пришло в голову, что с парохода на берег Капского полуострова только что сошел его будущий хозяин.
Родс жестко контролировал мировые цены на алмазы. Его логика была проста: «Если бы на всем свете было только четыре человека, алмазов нужно было бы продавать столько, чтобы хватило лишь для двоих». Реальный спрос он вычислял по головам женихов - основных покупателей бриллиантов.
Шел 1870 год. Капская колония Британской империи, где отныне предстояло жить Сесилу Родсу, развивалась ни шатко ни валко. Многие и здесь, и в метрополии полагали, что у нее нет будущего. Сама история этой территории, несколько раз переходившей из рук в руки, не сулила ничего путного, кроме постоянных местных разборок и разорительных расходов.
Сначала здесь были голландцы. Они обосновались на южном полуострове Африки. В районе мыса Доброй Надежды, который со времени открытия его португальцем Бартоломео Диасом уже полтора века служил кораблям последней вехой на пути из Европы в Индийский океан, в 1652 году оборотистый агент голландской Ост-Индской компании Ян ван Рибек создал базу для обеспечения проходящих судов провиантом и питьевой водой. Возведенный им форт, превратившийся затем в главный город колонии, был назван Каапстадт, в дословном переводе - город мыса. Когда позже Капская колония перешла в руки британцев, название города приобрело английское звучание: Кейптаун.
Ван Рибек был парень не промах - под его началом колония стала быстро развиваться. Служащие компании занялись земледелием и стали называть себя крестьянами, по-голландски - бурами. Оглядевшись, буры поставили земледелие на принятую в цивилизованных странах основу - предоставили черный труд черным рабам. Их завозили с Явы, севера Африки, Мадагаскара - то была отработанная система, а местные племена загарпунить оказалось не так просто. Прослышав о нарождающейся у черта на куличках колонии, где можно укрыться от закона или несправедливости, да и просто перетоптаться в трудные времена, сюда потянулся люд из разных стран - вместе с новыми голландскими эмигрантами корабли исправно доставляли немцев, датчан, норвежцев и шведов. Целыми семьями переселялись французские гугеноты, которых достали религиозные гонения. Голландцы превалировали и управление из рук не выпускали - мало-помалу колония стала играть стратегическую роль в планах Нидерландов по развитию морской торговли и колонизации Индонезии.
На спокойную жизнь здесь рассчитывать не приходилось. Колонисты поглядывали на обширные территории вокруг, но это были земли африканских племен - готтентотов, и для военных действий хотя бы ради приличия следовало найти повод. Он, конечно же, нашелся. Вредные аборигены только и высматривали, как досадить непрошеным соседям, и выжигали целые пастбища. «Они специализировались на воровстве скота, - повествует школьный учебник времен апартеида, - и были весьма искусны в этом деле. Но подобно племенам масаи в Кении, воровали больше ради удовольствия, чем по необходимости...»
Ну и накликали беду на свою голову. «Беря в одну руку лопату, - призвал ванн Рибек, - в другой ты всегда должен держать оружие».
Готтентотов взяли в оборот, вооруженные экспедиции вглубь материка возвращались, ведя с собой новых рабов - местных. Капская колония стала расширяться путем жестоких захватов территорий. «Коварные чернокожие никак не желали отдавать бурам свои земли», - сокрушенно сообщает историк.
Все восемнадцатое столетие прошло в войнах местного значения, а также строительстве новых поселений на землях, которые туземцы уступали лишь вместе с жизнью - своей и чужеземной. На площади, расширенной до 650 тысяч кв. км за счет племен готтентотов и бушменов, буры создавали крупные скотоводческие и винодельческие хозяйства. Примерно 30 тысяч привозных рабов и около 20 тысяч из бывших хозяев здешних мест горбатились во славу удачливых колонизаторов.
И только бурам показалось, что острота событий идет на спад, в 1795 году на их отвоеванные в поте лица земли в свою очередь предъявили права подданные Ее Величества королевы Великобритании.
Резон у пришельцев был внушительный. Метрополия Капской колонии - Нидерланды - была оккупирована революционной Францией. Следовало отрезать революционную заразу от южноафриканских ресурсов. Кому же, как не Британии, взять на себя эту миссию. Только через восемь лет, в 1803 году, Голландии, в ту пору - Батавской республике - удалось восстановить контроль над своей колонией в Южной Африке. Рано радовались. В 1806 году Наполеон возобновил свой победоносный марш по странам и весям, он мог использовать обустроенную Южную Африку как базу на пути в Индию, и лучшего предлога для новой оккупации Англия найти не могла. А по окончании наполеоновских войн на Венском конгрессе 1814 года английская дипломатия и вовсе добилась передачи Великобритании Капской колонии в «вечное пользование».
Владения буров наводнили англичане, что никак не могло понравиться прежним хозяевам. Их стычки с новой местной администрацией постоянно поддерживали напряженность в регионе. Одним из поводов для противостояния стало либеральное отношение новой власти к туземцам, которых буры за людей не считали. В 1816-м буров обвинили в жестоком обращении с готтентотами, и они взбунтовались. Бунт был подавлен, пятерых буров казнили.
Этого старые капские колонисты простить британцам не могли. В довершение всего в 1833 году Англия провозгласила отмену рабства, что само по себе было возмутительно. Но и компенсация за рабов не могла удовлетворить. Буры подозревали, что она проведена по мошеннической схеме - денег своих в полном объеме они не получили. В 1835 году часть буров поднялась с насиженных мест и трудным долгим путем ушла на северо-восток. Целое десятилетие продолжалось переселение бурских семей - «Великий трек». Фургоны с нажитым имуществом треккеров, запряженные быками, стада крупного рогатого скота и овец тянулись и тянулись, покрывая огромные расстояния, полные опасностей, пока не достигали рек Оранжевая и Вааль. Там были основаны два бурских государства: Оранжевая республика и Трансвааль.
К тому времени, когда юный Сесил Родс попал наконец под целительное солнце Южной Африки, распри поутихли и администрация Капской колонии размышляла над новыми невеселыми перспективами. Год назад был открыт Суэцкий канал, европейско-азиатская морская торговля пошла более выгодным путем. Порты колонии опустели. Ей грозил удел глухой провинции.
Но в это же время местное сообщество возбудилось иным крупным событием. Рядом, рукой подать - на земле племени гриква - нашли алмазы!
Детишки фермеров, живущих вблизи слияния рек Оранжевой и Вааль, издавна забавлялись тускло поблескивающими камешками, попадавшимися им в окрестностях. Взрослые не придавали им значения - потомки первых колонистов, неграмотные и не слишком общительные, они родились и прожили всю жизнь здесь, на окраине цивилизованного мира, и не разбирались в его модах на ценности.
Но как-то в 1867 году бывалый человек Джон О'Релли остановился переночевать у фермера Ван-Никерка. Сынишка фермера играл во дворе с крупным прозрачным камешком, отливавшим под лучами солнца радужными оттенками. О'Релли обомлел и спросил, откуда игрушка. «Там, на пустыре нашел», - махнул рукой пацаненок.
Камешек был показан столичному ювелиру и вызвал сенсацию: алмаз в 83,5 карата. Он получил название «Звезда Южной Африки».
Так было положено начало алмазной лихорадке века. Три нищие фермы - Де Бирс, Дютойтспайн и Блумфонтейн, обозначившие территорию богатого месторождения, в одночасье стали эпицентром бума. Народ хлынул со всех концов света. Огромное плато вокруг холма Колсберг запестрело палатками и наспех сколоченными хижинами. Старателей становилось все больше, поселок стремительно рос.
Британская администрация заволновалась: возникла пикантная ситуация. Земля эта принадлежала племени гриква, независимость которого была признана Англией еще в пятидесятые годы. Незаметно его прибрала к рукам Оранжевая республика - она назначала сюда своих чиновников, что до находки алмазов никого не трогало. Теперь же губернатор Капской колонии стал обхаживать вождя племени на предмет включения анклава в состав английских владений, и буры выразили протест. Узел разрубил британский министр по делам колоний Кимберли. Именем Британской короны он аннексировал спорную территорию - поди-ка побазарь. Поселок старателей, быстро выросший в город, получил название Кимберли, и даже породы, содержащие алмазы, стали называть кимберлитами.
Авантюрный вихрь кимберлитовой мечты не мог не подхватить братьев Родс. Хлопковая ферма Герберта обеспечивала потребности быта и только. Наследство им не светило. Хотя их отец, викарий, был довольно зажиточным человеком, по нглийским законам его состояние должно было перейти лишь старшему сыну - а их в семье было пятеро, да еще пять дочерей. Младшие Герберт и Сесил могли рассчитывать лишь на себя. Влачить столь жалкое существование, когда перспективы - вот они?! Сесил за пару месяцев, проведенных в благодатном климате, несколько окреп, а жажда дела компенсировала недостаток физических сил. Братья продали хозяйство и отправились в погоню за удачей.
Участки, которые они купили на ферме Де Бирс, оказались плодоносными. Однако их еще требовалось разработать и отстоять - здесь револьвер частенько был главным аргументом в споре. Продемонстрировав конкурентам свою неуживчивость, молодые джентльмены попробовали себя в качестве старателей. И скоро поняли, что собственноручное махание лопатой и кайлом малопроизводительно. Они наняли рабочих и ввели в дело планомерность и расчет. Финансовые возможности братьев увеличивались такими темпами, что они стали скупать ближайшие участки. Оба решили, что Сесил еще немного окрепнет и поедет учиться в Оксфорд, а Герберт останется здесь за управляющего.
Трагический случай перевернул эти планы - Герберт погиб. Нелепо и страшно. Он читал при свече в палатке и, усталый, задремал. Свеча упала, вещи загорелись, Герберт очнулся, но поздно. С пожаром можно было еще справиться, кабы рядом не оказался бочонок с ромом. Огонь добрался до него быстрее, чем мысль о спасении. Раздался взрыв...
Сесил остался один на один с начатым бизнесом, враждебными конкурентами и окружением из уголовников, проституток и иных подозрительных личностей. Лишь такой экстремальной среды не хватало, чтоб у субтильного юноши вдруг проявились стальной характер, аналитический ум и акулья хватка.
Он продолжил скупать участок за участком. На диво старателям-кустарям завез паровые машины для работы на большой глубине. Затем весь поселок сбежался поглазеть, как доставили небывалую для этих мест роскошь - аппараты для производства льда. К 1880 году Родс стал главой основанной им горнодобывающей фирмы De Beers Diamond Mining Company.
Через два с лишним десятка лет английский писатель Артур Конан Дойл, вернувшись из Южной Африки, так отобразит Сесила Родса: «Этот замечательный человек... и в своем облике, и в характере имел некоторые черты, которые, без преувеличения, можно назвать наполеоновскими. Неуемная энергия, исключительная изобретательность, внимание к деталям, богатый интеллект, аналитические способности - все это напоминает великого императора, как и скромность в личной жизни при огромном богатстве и как, наконец, способность без колебаний идти к цели».
Конан Дойл побывал в Южной Африки не на правах созерцателя. Врач по профессии, он работал в полевом госпитале во время англо-бурской войны (за что впоследствии был возведен в рыцарское достоинство) и знал, каков Родс в пылу боев. Но портрет этот годился на все времена - задолго до той злосчастной войны Родс с высокомерным наполеоновским напором шел по жизни как по полю битвы. И цели у него были глобальные: насаждать британское владычество - сначала в масштабах всей Африки, а затем и целого мира.
Однако вначале следовало решить задачу поскромней: проглотить единственного достойного себе конкурента - компанию Kimberley Central Diamond Company. Она принадлежала Барни Барнато. Это был примечательный человек. Высокий, крепкого склада, на родине он был жонглером и клоуном, потом барменом в пабе. В Кимберли объявился в разгар алмазного бума. Устроился борцом в бродячем цирке, малость огляделся и на заработанные деньги стал потихоньку скупать алмазы. Никто и не заметил, как он стал владельцем нескольких участков. Тут он, как и Родс, проявил дальновидность. Многие, разработав верхний пласт, так называемую «синюю землю», продавали затем участок за бесценок. Знающие люди утверждали, что ниже должна быть «желтая земля», еще более богатая алмазами. Старатели это игнорировали, одни по малограмотной упертости, другие из-за трудностей глубокой разработки. Барнато, как и Родс, поверил, нашел деньги и - завладел большей частью алмазной трубки в этих местах. Барни был крепким орешком.
Заручившись поддержкой знаменитого банкира Натаниэля Ротшильда, Родс начал сложную игру на бирже и переиграл циркача. Тот вынужден было согласиться на слияние компаний. И в 1888 году в Южной Африке появилось могущественное «государство в государстве» - компания De Beers Consolidated Mines, которая уже через три года контролировала 90% мирового алмазного рынка. Родс и Барнато были ее владельцами с одинаковыми правами.
Но прошло несколько лет, и Родс нежданно и трагично (опять!) получил единоличную власть над фирмой. Случилось странное. Барни направлялся в Англию на пароходе, вез в подарок к юбилею королевы корзину бриллиантов. В один из дней, выйдя на палубу и поприветствовав знакомых, он на глазах у досточтимой публики вдруг разбежался и - але-оп! - ласточкой прыгнул за борт, оставив всех с разинутыми ртами. Это был последний выход Барни с цирковым псевдонимом Барнато на давно забытую арену. Он не попытался выплыть - тут же пошел на дно, а ведь был прекрасным пловцом. Подноготная его смертельного номера навсегда осталась тайной.
«Я поднял глаза к небу и опустил их к земле. И сказал себе: то и другое должно стать британским. И мне открылось... что британцы - лучшая раса, достойная мирового господства»
Теперь Родс стал одним из богатейших людей планеты. Еще при жизни Барни недалеко от Кимберли обнаружили запасы золота, и они основали компанию The Golden Fields of South Africa. Распространилась легенда о том, что рядом, на земле зулусов, располагаются легендарные копи царя Соломона, и территория - та самая библейская страна Офир, откуда древнееврейский царь Соломон привозил золото для украшения Иерусалимского храма. Родс усердно поддерживал слухи. Мистическая библейская преемственность как бы переводила деятельность Родса в разряд миссии белого человека и оправдывала его экспансию.
С мандатом от британского правительства, обведя вокруг пальца туземных царьков и при поддержке пулеметов «максим», он подчинил себе обширные земли двух зулусских племен в районах рек Замбези и Лимпопо. Рудников иудейского царя там, конечно же, не нашлось, но главное было сделано. В новую страну, названную в честь ее завоевателя Родезией, он вложил часть своего капитала и развил кипучую хозяйственную деятельность: строил города, поднимал сельское хозяйство, разводил сады, проводил железную дорогу, мечтая протянуть ее от Кейптауна до Каира. Процветающая Родезия, по его мысли, должна была стать доказательством того, что только под руководством белой расы, и именно англоязычной, вся Африка сможет обрести мир и благополучие. Для полного торжества этой идеи он предусмотрительно развел в разные стороны белых и черных - стал обустраивать для аборигенов специальные поселки со своей автономией и управлением - основу будущего апартеида.
Теперь Родс смог воплотить в жизнь свою мечту - поступить в Оксфорд.
Правда, для учебы потребовалось больше времени, чем ординарному студиозусу: восемь лет, ибо южноафриканские вотчины и коммерческие сделки надолго отрывали от науки. Но - вот ведь как распорядилось провидение: именно сейчас, никак не раньше, Оксфорд с его фундаментальным образованием оказался чрезвычайно полезен Родсу. Он помог ему сформулировать полноценную концепцию из того, что было лишь интуитивным порывом души.
«Я утверждаю, - писал Родс, - что мы - лучшая нация в мире, и чем большую часть мира мы заселим, тем лучше будет для человечества». Он выдвинул идею создания Всемирной британской империи с глобальным имперским парламентом, сформированным по принципу тайных масонских лож. Вот тогда, по его мнению, и будет создана «настолько могущественная держава, что она сделает войны невозможными и поможет осуществлению лучших чаяний человечества». «Мы, люди практичные, должны завершить то, что пытались сделать Александр, Камбиз и Наполеон. Иными словами, надо объединить весь мир под одним господством. Не удалось это македонцам, персам, французам. Сделаем мы - британцы».
Идея распространения британского владычества была не нова. В ближайшее к Родсу время ее высказывал британский премьер-министр, ярый сторонник активной колониальной экспансии Бенджамин Дизраэли. Теперь же, ослепленный возможностями, которые Родсу предоставляли его несметные богатства, он призывал к тайному союзу промышленников, финансистов и политиков. Они должны были включиться в грандиозный проект и развить активную деятельность по планомерному приобретению или завоеванию территорий, чтобы постепенно водрузить гордо развевающийся «Юнион Джек» над всем миром.
Пока же Родс довольствовался малым: с легкой руки королевы Виктории он стал премьер-министром Капской колонии, получил рыцарское звание и титул лорда и стал членом Тайного совета короны.
Как ни старалась британская администрация, не было на землях Южной Африки стабильности и мира. Одной из проблемных территорий являлся Трансвааль, где главным камнем преткновения стали иностранцы, по-голландски - ойтлендеры. Они наводнили республику в дни золотой лихорадки - месторождение находилось на земле Трансвааля.
Сами буры не проявили интереса к работе на рудниках. Они терпеть не могли каких-либо изменений в устоях жизни. Ойтландеры, в большинстве своем англичане, сосредоточили в своих руках золотодобычу, промышленность и торговлю Трансвааля, в то время как буры, цедя сквозь зубы проклятья чужакам, по-прежнему жили на убогих фермах, традиционно занятые земледелием и скотоводством. Однако они были не так просты. Правительство Трансвааля обложило ойтландеров высокими налогами, и нищая до того республика за 10 лет увеличила свои доходы в 11 с лишним раз. За деньги англичан закупалось оружие, готовое обернуться против них же. Налоги платил и сам Родс - владелец золотодобывающей компании, и ему это не нравилось. Между тем повод вмешаться в несправедливое поведение правительства республики в лице ее президента Пауля Крюгера лежал на поверхности: ойтлендеры были лишены гражданских прав, хотя исправно платили налоги.
При молчаливой поддержке британского секретаря по делам колоний Джозефа Чемберлена Родс послал в Трансвааль собственную вооруженную экспедицию во главе со своим ближайшим помощником Леандром Джеймсоном. Он рассчитывал, что ободренные поддержкой ойтлендеры поднимут восстание, скинут Крюгера и над Трансваалем взовьется британский флаг. Однако поход провалился, Джеймсон был арестован - и возник международный скандал. Англичане нарушили границу суверенного государства! Ладно бы против чернокожих затеяли поход, а то против своих, белых, потомков европейцев! Неслыханное дело! - обрадовались поводу уесть Британию ее недоброжелатели, а это была почти вся Европа. Родсу пришлось подать в отставку и забыть о планах покорения остальной Африки. Трансвааль между тем заключил с Оранжевой республикой военный союз и стал активно готовиться к войне.
Англо-бурская война разразилась на рубеже веков. И стала драматическим символом начала XX века. Она началась 12 октября 1899 года и закончилась 31 мая 1902 года. Мир всколыхнулся. Он разделился на два лагеря: одни, большинство, сопереживали бурам, мало кто поддерживал британцев. В Трансвааль устремились голландские, немецкие, французские, ирландские, американские, русские добровольцы - воевать на стороне буров. «Трансвааль, Трансвааль, страна моя, ты вся горишь в огне...» - взволнованно пела вся Россия. Во многих странах создавались общественные комитеты помощи бурам.
Известно, что многие из крупнейших политических деятелей, в частности Билл Клинтон, в университетские годы были родсовскими стипендиатами. Потому сторонники теории заговоров считают, что детище Родса - тайный «всепланетный парламент» уже правит миром
Военная кампания шла с переменным успехом. Англичанам, имевшим перевес в количественном и техническом отношении, пришлось несладко. Буры были хорошо организованы, дрались ожесточенно. Они оказались отличными стрелками, и британцы несли большие потери при атаках пехоты в сомкнутом строю против стрелковых цепей буров. Именно тогда вошел в военный обиход термин «снайпер». Вместе с ним и поговорка «Третий не прикуривает», оставившая в следующих поколениях след в виде несчастливой приметы. Считалось, что когда в расположении англичан в темноте кто-то зажигал спичку и давал прикурить приятелю, бур хватался за винтовку, когда подносил спичку второму - целился, а когда третьим прикуривал сам - следовал выстрел.
Англичане дорого заплатили за свои красные мундиры - они были отличной мишенью для снайперов. Тогда-то и додумались до защитного цвета хаки, в который потом оделись все армии мира.
Фактически Южная Африка стала полигоном для отработки новаций в военном деле. После франко-прусской кампании в Западной Европе в течение 30 лет не было войн. За эти годы накопились новшества в военной технике, в стратегии и тактике, но их не удавалось проверить практикой. Колониальные войны для этого не годились. Теперь фронт буквально кишел официальными и секретными наблюдателями от генштабов чуть ли не всех стран.
Было что отметить. Выявилось важное значение массированного применения скорострельных полевых орудий. Впервые в широком масштабе были задействованы пулеметы, появились бронепоезда. Впервые были применены шрапнель и бездымный порох. Сомкнутые колонны войск уступили место рассыпному строю. Даже окопы и траншеи - такой давний спутник войн, что, кажется, они были всегда, - придумали на той войне буры. А англичане нашли применение колючей проволоке, которой до того ограждались загоны для скота - они впервые создали концентрационные лагеря, куда сгоняли гражданское население буров целыми семьями.
Война окончилась победой британцев. Трансвааль и Оранжевая республика были аннексированы. Однако престижу Британской империи был нанесен непоправимый удар. Даже Редьярд Киплинг, «певец империализма», гордо назвавший власть англичан над завоеванными народами «бременем белых», ощутил укол вины: «И Богу покаясь в своих грехах, Судить мы не будем, по чьей вине Кровь близких моих на его руках, Кровь рода его на мне».
Киплинг был другом и единомышленником Сесила Родса. На этой войне они встретились в последний раз. Родсу пришлось отстаивать с оружием в руках наступление буров в районе Кимберли. Он даже открыл для жителей этого города свои алмазные шахты, чтобы те смогли укрыться от пуль и снарядов. Но он не дожил до окончания войны двух месяцев. И - года с лишним - до своего пятидесятилетия.
Его доконали не военные действия, а старые болезни, которые проявились, едва успешный госдеятель лишился статуса, он опустился и стал выпивать. Однако завещание его продемонстрировало, что Родс готовился и после смерти участвовать в реализации своих планов. Он распорядился установить несколько десятков крупных стипендий в Оксфордском университете для воспитания элиты «всемирного союза англоговорящих народов». Эти стипендии уже столетие упорно работают на цели, поставленные Родсом.
К чести «англоговорящих» следует добавить, что не все они, его современники, были в восторге от идей британского колониалиста, и отношение к Родсу было неоднозначным. Марк Твен, посетивший Южную Африку в 1896 году, в своей неотразимой манере выражал надежду на то, что конец «самой внушительной фигуры Британской империи за пределами Англии» будет соответствовать его делам: «Я восхищаюсь им, и когда пробьет его час, я непременно куплю на память о нем кусок веревки, на которой его повесят!»
Текст Лиина Дорн, 2009 г.