После обеда мы стояли, болтая, в столовой нашей базы. Дежурный открыл дверь, вошел капитан фон Фридебург.
— Внимание, господа. Корветтенкапитан Собе, капитан-лейтенанты Велмер и Прин, вам приказано явиться к командующему подводным флотом.
Он откозырял и ушел. Мы посмотрели друг на друга, и мой командир спросил:
— Какого черта? Что вы еще натворили? Драка или что-нибудь еще?
— Он посмотрел сначала на Велмера, потом на меня.
Велмер ответил за обоих:
— Нет, господин капитан.
Через десять минут мы плыли в Вейзель. В гавани было тихо. Мы молчали. Я раздумывал, чего хочет от нас командующий, потому что такой вызов в воскресенье был необычным. Мои товарищи тоже терялись в догадках. Когда мы прибыли в Вейзель, на набережной Тирпиц была построена команда подлодки. Командующий инспектировал их. Мы прошли в столовую и ждали. Минуты казались часами, пока, наконец, не пришел посыльный. Щелкнув каблуками, он сказал:
— Будьте любезны пройти к командующему в адмиральскую столовую.
Собе пошел первым, за ним Велмер. Я остался один и уставился в окно. Что могло произойти, хотел бы я знать. Ожидание становилось невыносимым. Наконец посыльный вернулся.
— Будьте любезны, капитан Прин, пройти к командующему.
Он прошел передо мной несколько ступенек, и я вошел в большую комнату. В центре стоял широкий стол, покрытый картами. За ним стояли командующий, Велмер и Собе.
— Явился по вашему приказанию.
— Спасибо, Прин. — Командующий протянул мне руку, — Теперь, пожалуйста, внимательно послушайте Велмера. — Он повернулся к Велмеру: — Начните с самого начала.
Велмер подошел к столу и наклонился над картами.
— Обычные меры безопасности, те же, что всегда. Особые меры, о которых я доложил в военном дневнике, вот в этих точках. — Он пальцем показал несколько точек на карте.
Я следил за ним глазами. Он указал на Оркни. В центре карты было написано большими буквами: «Залив Скапа-Флоу». Велмер продолжал объяснять, но в тот момент я едва мог понять его, потому что мои мысли крутились вокруг названия Скапа-Флоу. Адмирал Дёниц, командующий подводным флотом, сказал:
— Во время войны здесь проходила британская линия обороны. — Он наклонился над картой и указал места с точками по компасу. — По всей вероятности, они снова там. В этом месте погиб Эсманн. — Стрелка компаса указывала на Хох-Саунд. — Вот здесь, — движение компаса, — обычная якорная стоянка британского флота. Все семь входов в залив защищены и хорошо охраняются. Но думаю, решительный командир сможет попасть туда. — Стрелка компаса бродила по карте. — Напоминаю, это будет нелегко, потому что между островами очень сильное течение. И все-таки я верю, что это можно сделать. — Он поднял голову и изучающе посмотрел на меня из-под нависших бровей. — Ваше мнение, Прин?
Я уставился на карту, но раньше, чем успел ответить, командующий продолжал:
— Я не жду ответа сейчас. Подумайте над этим. Возьмите всю информацию с собой и изучите возможности. Я жду ваше решение во вторник. — Я вытянулся. Он посмотрел мне в глаза: — Надеюсь, вы понимаете, Прин. Вы совершенно свободны в принятии собственного решения. Если вы придете к заключению, что это предприятие невозможно, вы доложите мне об этом. — Он продолжал с пафосом: — Никакие порицания не коснутся вас, Прин, потому что мы знаем, что ваше решение будет основано на вашем продуманном мнении.
Он пожал мне руку, я собрал карты и заметки, откозырял и ушел.
Заперев все материалы в стальной сейф на базе «Гамбург», я отправился домой. По пути солдаты и матросы приветствовали меня, но я отвечал механически. Я ощущал огромное напряжение. Выполнимо ли это? Здравый смысл заставлял меня подсчитывать и выяснять возможности, но в глубине души я уже решил. Дома ужин был на столе. Я рассеянно поздоровался с женой и ребенком, потому что мысли были заняты навязчивой идеей о Скапа-Флоу. После ужина я уговорил жену пойти погулять одну, потому что мне надо еще поработать. Она кивнула, улыбаясь немного печально: «Да, следующий патруль», — но ушла без дальнейших замечаний или вопросов. Она была дочерью солдата. Как только она ушла, я вернулся на базу «Гамбург», чтобы взять карты и документы из сейфа домой. Там я сел за письменный стол и разложил карты перед собой. Я решал эту проблему как математическую задачу. Тщательность планирования защиты была просто изумительной. К тому времени, как я закончил, было уже темно. Свернув документы, я понес их обратно на «Гамбург» через темный молчаливый город. Только звезды мерцали в небе. На следующее утро я попросил капитана фон Фридебурга о встрече. Он сразу принял меня.
— Ну, — сказал он, глядя на меня сузившимися глазами, — что вы придумали, Прин?
— Когда я могу явиться к командующему?
— Так вы собираетесь?..
— Да.
Он тяжело опустился на стул и потянулся к телефону.
— Я так и думал, что вы сможете, — сказал он, — только не был уверен насчет жены и ребенка.
Затем он говорил по телефону:
— Господин командующий, Прин сейчас у меня. Хорошо... В четырнадцать часов, — и после паузы добавил: — В два часа вы можете видеть командующего. Большой лев ждет.
Ровно в два часа я был там. Когда я вошел, он стоял у стола и даже не ответил на мое приветствие, как бы не заметив его. Он внимательно посмотрел на меня и спросил:
— Да, или нет?
— Да.
Тень улыбки прошла по его лицу. Потом, снова став серьезным, он спросил:
— Вы все тщательно взвесили? Думали ли вы об Эсманне и Хенне?
— Да, господин командующий.
— Ну что ж. Готовьте лодку. Мы наметим время выхода позже.
Он встал, обошел стол и молча пожал мне руку. Пожатие было крепким.
Мы вышли 8 октября в десять часов утра. Опять было прекрасное ясное воскресенье. Капитан фон Фридебург стоял на набережной с адъютантом командующего флотилией. Я недолго постоял с ними на пирсе, глядя на маленькую лодку, готовую к рискованному походу. Команда была уже на борту.
Прохаживаясь по пирсу, мы почти не разговаривали, только в конце Фридебург сказал:
— Ну, Прин, что бы ни случилось, будь уверен, будет много тысяч тонн. Удачи тебе, мой мальчик.
Я откозырял и пошел на борт. Концы были отданы, и рев дизелей громом прогремел в лодке. Мы медленно уходили в серо-зеленое море, наш курс — норд-норд-вест, а наша цель — залив Скапа-Флоу. Две фигуры на берегу растаяли в сероватом тумане. Земля утонула за горизонтом, а потом было только небо и море, зеленое и по-осеннему прохладное. Усталое солнце проливало на воду бледный свет.
Вышли на курс норд-норд-вест. Никто на борту не знал цели похода, только я. Мы увидели рыболовецкий траулер и погрузились. На горизонте виднелись нити дымов далеких кораблей, но мы не погнались за ними. Команда вопросительно поглядывала на меня, но никто ничего не говорил, а я не мог. Тяжело было отмалчиваться перед своими товарищами.
В первый день погода была солнечной, но постепенно портилась. Мы плыли в зону пониженного атмосферного давления, идущего от Ирландии. Ветер усиливался, и вахта на мостике надевала плащи. На высоте Дункранби-Хед барометр упал. Ветер посвежел до силы шторма. Море вставало темное, угрожающее, с пенными гребнями. Вершины волн бледно мерцали на темном вечернем небе. Мы стояли на рубке и старались хоть что-нибудь разглядеть в темноте. Не было видно ничего. Ни звезд, потому что небо затянуто тяжелыми облаками, непрерывно моросящими. Ни огоньков на берегу, потому что война выключила их одним движением. Вокруг — только темнота. Слева над волнами можно было различить тень острова.
Мы приближались к объекту, двигаясь вблизи от врага, Эндрас наклонился ко мне:
— Мы собираемся посетить Оркни? Пришло время, когда я мог говорить.
— Держись, — сказал я, — мы идем в Скапа-Флоу. — Я не мог видеть его лицо.
Дул ветер, ревело море. Потом сквозь шум донесся тихий твердый голос:
— Это будет здорово, командир, это совершенно здорово.
Я подумал, что Эндрас мог бы сказать что-нибудь и получше в такой момент, но вслух сказал только:
— Мы ляжем на дно у берега. Собери команду в столовой.
Затемненный берег пропал за горизонтом, и мы снова оказались одни между небом и водой. Через полчаса мы закрыли люк боевой рубки. По кораблю раздавалось жужжание вентиляторов. Вода с шумом вливалась в баки по мере погружения. Завывание ветра утихло, море стало спокойным, мы в тишине плыли на глубине. Слышалось только высокое визжание электромоторов, потом едва заметный удар, и моторы выключились. Мы лежали на дне. Это произошло 13 октября в четыре часа утра.
Я пришел в столовую. Все уже собрались там. Свет ламп без абажуров делал их лица белыми как мел, с глубокими черными тенями под глазами.
— Завтра мы войдем в Скапа-Флоу, — сказал я без всякого вступления. Молчание было таким глубоким, что слышалось, как где-то капает вода. — Все, кроме вахтенных, должны лечь в койки и спать. Вахта разбудит кока в четырнадцать часов. В шестнадцать часов мы пообедаем. Затем в течение всей операции горячей пищи не будет. Только холодные сандвичи на всех постах. Каждый получит плитку шоколада. Все лишнее освещение выключается, так как мы должны экономить электроэнергию. Без необходимости никто не должен двигаться. Этот вечер мы будем лежать на дне, следует экономить воздух. Во время всей операции должно быть абсолютное молчание. Ни одно сообщение не должно повторяться. Все поняли?
— Да, командир, — ответили как один человек.
— Команда свободна.
Молчание. Они скорчились на своих местах и смотрели на меня. Лица были спокойны, на них не отражалось ни удивления, ни страха.
Я пошел к себе и лег. Над головой — выкрашенный в белое щит, с которого на меня слепо смотрели головки заклепок. Лампы гасли одна за другой, пока лодка не оказалась почти в полной темноте. Воцарилась жуткая тишина, только море постукивало по бортам лодки. В центральном посту шепотом разговаривала вахта. Я подумал о людях, лежащих на своих койках. Они плавали со мной достаточно долго, чтобы понять, насколько важна завтрашняя операция, но ни один из них не выдал свои мысли. Они хранили молчание, и, если в этот час кто-то из них и размышлял над услышанным, он делал это спокойно и без слов. Мне хотелось спать, но я не мог. Я закрыл глаза, и карта Скапа-Флоу появилась перед моим мысленным взором. Залив, имеющий семь входов, через один из которых я должен туда попасть. Я постарался представить себе мой путь. Наконец, я больше не мог это выносить. Я на цыпочках прокрался по лодке. Длинная полутемная комната, казалось, была пронизана беспокойством. Кто-то прочищал горло, кто-то тяжело ворочался на койке. Несколько человек подняли головы, когда я проходил.
В кают-компании я обнаружил Спара, штурмана, склонившегося над картами.
— Ты здесь?
— Я должен посмотреть на карты еще раз, — извиняясь, сказал он.
Мы стояли бок о бок и смотрели на карты. Потом Спар прошептал:
— Командир, вы уверены, что мы сможем войти?
— Ты думаешь, я пророк, Спар?
— Положим, все пойдет не так?
— Тогда нам крупно не повезет.
Занавеска перед одной из коек зашуршала. Эндрас высунул голову:
— Я больше не могу спать. Можете отдать меня под трибунал, если хотите.
— Замолчи и береги воздух, — прошипел я.
Он со вздохом скрылся в своей норе. Я вернулся к себе и лег. На этот раз мне удалось заснуть, но спал я вполглаза.
В четырнадцать часов я слышал, как вахта будила кока, и видел его сквозь полузакрытые глаза. Он обернул ноги тряпками, чтобы не шуметь, поскольку прослушивающие аппараты противника очень чувствительны. При некоторых обстоятельствах можно слышать шум ботинок по железным плитам пола в соседнем корабле.
В шестнадцать часов все проснулись. Еда состояла из телячьих котлет и зеленой капусты. Это был пир, и дневальные бегали за добавкой. Я сидел с Весселем и Барендорфом. Последний забавлял нас и трещал, как сверчок. Наконец, столы убраны. Три человека прошли но всей лодке и установили заряды. Если мы попадем в руки врага, они взорвутся. Я еще раз прошел по всем помещениям и дал последние указания. Во время операции никто не должен курить и, что еще важнее, говорить без необходимости. Сделаны последние приготовления. Все проверили свои спасательные жилеты. Я бросил последний взгляд на выходной люк. Штурман уточнял свои карты. Те, кто собирался на мостик, надели плащи.
Девятнадцать часов. Снаружи должна быть ночь. Короткие команды. Начали работать трюмные насосы, и Вессель, главный инженер, доложил:
— Лодка поднимается. Один метр... два метра...
Завизжали моторы, лодка поднималась. Я пошел в центральный пост.
— Поднять перископ.
Труба поднималась медленно и осторожно, ее стеклянный глаз обшаривал горизонт. Была ночь. Я глубоко вдохнул и приказал:
— Подъем.
Сжатый воздух потек в баки, из которых с бульканьем выходила вода.
— Опустить перископ.
И труба скользнула вниз. Послышался шум лодки, разрывающей поверхность. Она всплывала, качаясь, как пьяный с перепоя. С глухим стуком открылся люк. Поток воздуха пошел внутрь, а мы как можно быстрее выскочили наружу: два офицера, боцман и я. Навострив уши, я слушал темноту. Ничего не было ни слышно, ни видно. Ветер стих, море слегка волновалось. Я осмотрелся, остальные доложили вполголоса, но четко:
— Правый борт чист.
— Левый борт чист.
— Корма чиста.
— Проветрить лодку, — приказал я, и два вентилятора начали вращаться.
— Оба двигателя!
И снизу:
— Оба дизеля готовы.
— Стоп электромоторы! Оба дизеля малый вперед.
Началось знакомое жужжание двигателей, и, рассекая носом волну, лодка двинулась вперед. Теперь глаза привыкли к темноте и могли видеть ясно — слишком ясно. Лодка, набегающие волны и за ними — береговая линия.
— Странно светло сегодня, — сказал я.
— Не могу представить почему, командир, — ответил Эндрас.
Это был свет не от луны и не от прожектора. Источник его был спрятан. Казалось, костры где-то на севере, за горизонтом, освещали края облаков. Догадка поразила меня как удар. Северное сияние! Никто не подумал об этом. Мы выбрали ночь в новолуние, а теперь становилось светлее с каждой минутой, потому что северный ветер сдувал облака. Я спросил себя, не погрузиться ли до следующей ночи, потому что в этих широтах северное сияние редко бывает дважды подряд. Я обернулся. Эндрас в бинокль осматривал море слева.
— Ну, что там? — спросил я.
— Хороший свет для стрельбы, — ответил он спокойно.
И в то же время я услышал, как Барендорф прошептал сигнальщику:
— Похоже, будет веселая ночка!
Хотелось бы мне знать, сохранится ли у моих парней такое же настроение до завтра. Я изменил курс.
— Оба дизеля полскорости вперед.
Волна увеличилась, пена захлестывала палубу. Мы смотрели в ночь. Любопытно, насколько ответственность обостряет способности. Довольно долго перед нами на воде лежала тень, слишком смутная, чтобы разглядеть ее в бинокль. Возможно, это рыбацкая шхуна, возможно, нейтральный пароход, идущий на большом расстоянии. Но в нашей ситуации каждая встреча грозила опасностью.
— Тревога! Погружение!
Мы бросились через люк в лодку.
— Продуть баки!
Вода хлынула в баки.
— Поднять перископ!
Я прильнул к перископу. Внизу первый офицер отдавал приказы рулевому, а потом послышался глубокий и спокойный голос Спара:
— Командир, пора изменить курс. Двадцать градусов на правый борт.
— Пятнадцать градусов на правый борт, — скомандовал я.
После короткой паузы рулевой ответил:
— Точно на новом курсе.
Тень наверху исчезла. С другой стороны северный ветер отгонял облака к югу, оставив только тонкую вуаль тумана, стелющегося за ними по небу. Но в этой дымке северное сияние светило даже ярче, чем прежде, посылая в зенит оранжевые и синие лучи. Волшебный свет, как в день Страшного суда.
Мы приблизились к берегу. Холмы, казалось, стали плотнее и черными мрачными силуэтами вырисовывались на фоне яркого неба. Их темные тени отражались в бледной мерцающей воде.
— Командир, вы когда-нибудь видели северное сияние? — раздался голос за моей спиной. — Я никогда не видел!
Я обернулся, готовый выругаться, но промолчал, увидев Саманна. Он стоял с широко открытыми глазами, как ребенок, слушающий волшебную сказку. И он знал так же хорошо, как я, что было поставлено на карту. Я молча отвернулся. Тени от холмов справа и слева смешались, вода потемнела. Зарево на небе исчезло. Потом внезапно снова стало светло. Далеко к горизонту перед нами открылся залив, где, как в зеркале, отражалось пылающее небо. Как будто море освещалось снизу.
— Мы внутри, — сказал я.
Никто не ответил, но мне показалось, что вся лодка затаила дыхание, а двигатели заработали тише и быстрее.
Это был широкий залив. Хотя холмы, окружающие его, были очень высоки, с лодки они выглядели как цепь низких дюн. Осторожно осматриваясь во всех направлениях, мы двигались вперед в спокойные воды. Несколько огоньков пролетели над водой, как падающие звезды. Я почувствовал, как кровь стучит в висках. Но это были только танкеры, спящие на якорях. Наконец, там, ближе к берегу, показался величественный силуэт военного корабля, четкий, как будто нарисованный на небе черными чернилами. Все его контуры казались филигранной работой. Мы медленно приближались к нему. В такой момент все чувства замирают. Ты становишься частью лодки, мозгом этого стального зверя, крадущегося к своей огромной добыче. В такой момент ты должен отождествить себя с железом и сталью — или погибнуть.
Мы подкрались еще ближе. Теперь мы могли ясно видеть выступы орудийных башен, пушки которых угрожающе поднимались к небу. Корабль лежал как спящий великан.
— Думаю, он относится к классу «Ройал Оук», — прошептал я.
Эндрас молча кивнул.
Мы подкрались еще ближе и внезапно за первым силуэтом увидели смутно вы-рисовывающиеся контуры второго корабля, такого же огромного и мощного, как и первый. Мы смогли узнать его, увидев за кормой «Ройал Оук» мостик и орудийную башню. Это был «Рипалс». Мы должны атаковать сначала его, потому что «Ройал Оук» прямо перед нами и никуда не денется.
— Все аппараты готовы.
Команда эхом отдалась по лодке. Затем молчание, прерываемое только булькающими звуками идущей в аппараты воды. Потом шипение сжатого воздуха и тяжелый металлический звук, когда рычаг устанавливается в нужную позицию. Затем доклад:
— Аппарат один готов.
— Огонь! — скомандовал Эндрас.
Лодка вздрогнула. Торпеда пошла к цели. Если она попадет, а она должна попасть, так как силуэт прямо перед нашими глазами... Спар начал считать:
— Пять, десять, пятнадцать...
Время казалось вечностью. На лодке не слышно ни звука, только голос Спара тяжело отдается в тишине:
— Двадцать...
Наши глаза неотрывно следят за целью, но стальная крепость остается неподвижной. Внезапно с носа «Рипалса» в воздух поднимается столб воды и доносится глухой звук детонации. Похоже на брань в отдаленной ссоре.
— Попал, — говорит Эндрас.
Вместо ответа я спрашиваю:
— Второй аппарат готов?
Я направил лодку к «Ройал Оук». Мы должны были поторопиться, иначе они вцепятся в нас раньше, чем мы выпустим вторую торпеду.
— Пять на левый борт.
Лодка медленно повернула налево.
— Руль на середину.
Мы были прямо против «Ройал Оук». Он выглядел даже мощнее, чем раньше. Казалось, его тень стремится достичь нас. Шмидт управлял лодкой так, словно сам мог видеть цель. Середина корабля в перекрестье. Теперь нужный момент.
— Огонь, — командует Эндрас.
Снова лодка вздрагивает от отдачи, и снова голос Спара начинает считать:
— Пять... десять...
Но тут происходит нечто, чего никто не ожидал, а те, кто видел, никогда не смогут забыть. Стена воды поднимается к небу. Впечатление такое, будто море внезапно поднялось. Один за другим громкие взрывы звучат, как барабанная дробь в сражении, и соединяются в мощном грохоте, разрывающем уши. Пламя, синее, желтое, красное, ударяет в небо. Небо полностью скрыто этим адским фейерверком. Сквозь пламя парят черные тени, как огромные птицы, и с шипением и плеском падают в воду. Фонтаны воды поднимаются высоко вверх, а там, куда они падают, видны обломки мачт и труб. Вероятно, мы попали в склад боеприпасов, и смертельный груз разорвал собственный корабль на части.
Я не мог оторвать глаз от этого зрелища. Казалось, распахнулись ворота ада и я заглянул в пылающую печь. Я посмотрел вниз, в лодку.
Внизу было темно и тихо. Я мог слышать жужжание моторов, даже голос Спара и ответы рулевого. Как никогда раньше, почувствовал я родство с этими людьми, молча выполняющими свои обязанности. Они не видят ни света дня, ни цели и умрут в темноте, если понадобится.
Я крикнул вниз:
— Мы его прикончили!
Минуту было тихо. Потом могучий рев прокатился по кораблю, почти звериный рев, в котором нашло выход сдерживаемое напряжение последних двадцати четырех часов.
— Молчать! — закричал я, и стало тихо.
Слышен был только голос Спара:
— Три румба налево.
И ответ рулевого:
— Три румба налево.
Фейерверк над «Ройал Оук» замирал, лишь изредка оживляемый случайными запоздалыми взрывами. В заливе началась лихорадочная деятельность. Над водой прожекторы шарили своими длинными белыми пальцами. То тут, то там загорались огоньки, маленькие быстрые огоньки над водой, огни эсминцев и охотников за подлодками. Они зигзагами летали, как стрекозы, над темной поверхностью. Если они поймают нас, мы пропали. Я бросил вокруг последний взгляд. Подбитый корабль умирал. Больше я не видел ни одной стоящей цели, только преследователей.
— Лево на борт, — приказал я. — Оба дизеля полный вперед.
Нам оставалось попытаться сделать только одно: выбраться из этого ведьминского котла и в целости доставить домой лодку и команду. Холмы снова скрылись. Течение, имеющее здесь силу разъяренного потока, схватило нас и бросало из стороны в сторону. Двигатели работали вхолостую. Казалось, мы двигаемся со скоростью улитки, а иногда просто стоим без движения, как форель в горном потоке. Позади из путаницы огней выделились огни эсминца и понеслись прямо к нам. А мы не могли двигаться вперед. Лодку бросало из стороны в сторону, в то время как противник настойчиво нагонял нас. Мы уже могли различать его узкий силуэт на фоне неба.
— Интересно, догонит он нас? — хрипло спросил Эндрас.
— Самый полный вперед! — приказал я.
— Двигатели работают на предельной скорости, — пришел ответ.
— Включите электромоторы. Дайте все, что можно.
Это был ночной кошмар. Нас как будто держала невидимая сила, а смерть подступала все ближе и ближе. Замелькали точки и тире.
— Он подает сигналы, — прошептал Эндрас.
Лодка содрогалась, вытягиваясь против течения.
Мы должны выбраться... Мы должны выбраться. Эта единственная мысль стучала в моей голове в едином ритме с двигателями. Мы должны выбраться...
Затем — чудо из чудес — преследователь отвернул. Свет скользнул над водой в сторону, а потом послышался звук первых глубинных бомб. С трудом, с болью лодка пробиралась через узкий пролив. Снова стало темно. Откуда-то издалека доносились слабеющие разрывы глубинных бомб.
Перед нами лежало море, широкое и свободное, огромное под бесконечным небом. Глубоко вдохнув, я повернулся, чтобы отдать последний приказ в этой операции.
— Всем постам. Внимание! Один уничтожен, один подбит — а мы прошли!
На этот раз я позволил им орать.
АУДИЕНЦИЯ У ГИТЛЕРА
Все продолжалось, как раньше. Устанавливались вахты, мы ели, пили и спали, как всегда. Но нервы наши еще пощипывало из-за волнений в прошлом. На следующий день, когда мы были уже далеко в Северном море, по радио объявили: «Английский военный корабль «Ройал Оук» был атакован и потоплен германской подлодкой в заливе Скапа-Флоу. По сообщениям англичан, подлодка тоже потоплена».
Я оказался в центральном посту, когда пришло это сообщение. Рядом стоял Бом. Мы посмотрели друг на друга. Внезапно он закатился хохотом:
— Мы потоплены, а? Не слишком ли это плохо? Разве мы не бедные проклятые подонки?
Что следовало сделать, было сделано, но волнение от совершенного еще долго оставалось.
На третье утро мы увидели землю, тонкую голубоватую полоску над волнами. Вскоре пристань протянула свою длинную каменную руку, чтобы приветствовать наше возвращение. Хансель, сигнальщик, доложил с придыханием:
— Сэр, получен сигнал. Адмирал ожидает нас у шлюза.
— Спасибо, — поблагодарил я, одновременно обрадованный и смущенный, и приказал команде построиться на палубе.
Когда мы приблизились, военный оркестр поднял свои блестящие инструменты и грянул гимн. Большая толпа людей приветствовала нас, когда мы проходили шлюз и швартовались. Когда я, пройдя с мостика на набережную, приблизился к человеку в голубой шинели, торжественность момента охватила меня. Горло стало сухим и жестким, я доложил:
— Лодка вернулась с операции. Один вражеский корабль потоплен, другой поврежден.
Адмирал поблагодарил меня от имени фюрера и военно-морского флота. Потом пожать мне руку подходили другие, начиная с вице-адмирала Деница, командующего флотилией подлодок. «Почему столько благодарностей? Ведь головы были ваши, а мои только руки, выполнившие это». Но присутствие посторонних заставило меня промолчать.
Мы покинули шлюз и отправились к месту постоянной стоянки в гавани. Едва мы пришвартовались, явился офицер и вручил мне приглашение фюрера прибыть в Берлин. Командир и команда будут его гостями в рейхсканцелярии. Затем последовали полет в Берлин на личном самолете фюрера, приземление в Темпельхофе и триумфальная поездка по улицам, вдоль которых десятки тысяч человек стояли, ликуя и приветствуя нас.
Мы прибыли в рейхсканцелярию. Команда выстроилась в большом кабинете. С улицы доносились приглушенные крики толпы. Вошел адъютант и объявил о прибытии фюрера.
Фюрер вошел. Я часто видел его раньше, но никогда не ощущал его величие так сильно, как в эти минуты. В том, что я тоже стоял здесь, рядом с ним, осуществлялась мечта моей юности. А осуществление юношеских мечтаний, возможно, — лучшее, что может подарить жизнь. Но я был ничем по сравнению с этим человеком, который чувствовал унижение своей страны как свое собственное, который мечтал о свободном и счастливом отечестве. Не известный никому среди восьмидесяти миллионов соотечественников, он мечтал и действовал. Его мечты осуществились, его деяния выковывали новый мир.
Я строевым шагом подошел к фюреру. Он пожал мне руку и приколол мне на грудь Рыцарский Железный крест, награждая тем самым не только меня, но и всю команду. В эти минуты я чувствовал гордость и счастье.
Напрасно это отрицать. Но я знал, что стою здесь как символ многих из тех, кто, молчаливо и безымянно, участвовал в нашей общей борьбе.
Мне достался успех. Но что, в конце концов, значит успех? Это, возможно, везение или рука провидения? Для людей важно лишь то, что человек должен иметь сердце борца и забывать о себе, выполняя свое дело.
Фюрер шел вдоль короткого строя людей, благодаря каждого и каждому пожимая руку. Я шел за ним и смотрел на всех них, человека за человеком, и мое сердце билось в унисон с их сердцами.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Берлин, 23 мая 1941 г.
Верховное командование вермахта сообщает:
Подлодка под командованием корветтенкапитана Гюнтера Прина не вернулась с последнего боевого патрулирования. Предполагается, что судно погибло.
Фюрер наградил корветтенкапитана Гюнтера Прина, героя Скапа-Флоу, Рыцарским Железным крестом с дубовыми листьями в знак признания его выдающихся заслуг. Он и его мужественная команда всегда будут жить в каждом немецком сердце.
Источник: Гюнтер Прин Командир подлодки М. ЦЕНТРПОЛИГРАФ 2003г., С.180.
Letzte Kommentare
Artikel
Fotos
Eigene Seiten