Анна Герман Сан-Ремо

Уже в лифте гостиницы я заметила, что все дамы в вечерних платьях, манто или палантинах разной длины, но одинаково дорогих. "Ну что ж, - подумала я, - нет у меня мехов и дорогих туалетов, зато волосы натуральные, а не парик!" О, не стану скрывать, что в продолжение нескольких минут я отчаянно старалась подавить в себе возникшую было мелкобуржуазную зависть. Я чувствовала себя Золушкой, которой добрая волшебница не подарила перед балом ни платья, ни кареты - вообще ничего. За кулисами была немыслимая толчея. Тут и исполнители, и целая армия снующих туда-сюда фоторепортеров, радио - и телекомментаторы, журналисты, наблюдатели. Среди толпы выделялись своим эффектным обликом карабинеры. (Карабинеры делятся на: 1) красивых, 2) очень красивых и 3) умопомрачительно красивых. 4) Рануччо энергично прокладывал мне дорогу. Я думала, что мы пробиваемся к артистической уборной, но ошиблась: оказывается, надо было приезжать уже в сценическом платье. Артистические уборные в Сан-Ремо предусмотрены не были... С каким же удовольствием вспомнила я один концерт, который мы давали зимой где-то в Бещадах! Добраться туда можно было только на санях, которые застревали посреди высоченных сугробов и даже, к нашей великой радости, разок перевернулись. Если бы там, в Бещадах, наша группа встретилась с подобными неудобствами, никто бы и бровью не повел. В глубинке, известно, всякое случается и надо быть готовым к любым невзгодам. Но там-то как раз для артистов все было предусмотрено...

Сцену, на которой проходят фестивальные концерты, я скорее назвала бы маленькой. На ней едва помещается певец и вокальная группа, сопровождающая почти каждого солиста. Оркестрантам отвели площадь перед сценой. От публики оркестр отделяет всего лишь барьерчик и узкий проход. Позволю сказать еще несколько слов о публике. Сколько ни пытайся закрывать на это глаза, но факт остается фактом: и в тот вечер, и во все остальные вечера пришли - прошу прощения, съехались - исключительно те, в чьих шкафах имелись не единственный фрак и не единственное шиншилловое боа. Общеизвестно, что чрезмерное богатство может вызвать в психике его обладателя необратимые и - с точки зрения тех, кто живет своим трудом, - неблагоприятные изменения. Так я пыталась объяснить себе какую-то удушливую, тяжелую атмосферу, царившую в зале. Вряд ли кто станет возражать, что фестиваль в Сан-Ремо устраивается прежде всего с мыслью о пожилых дамах и господах, засыпающих при звучании более спокойных мелодий (возраст чаще всего прямо пропорционален содержимому кошелька). Доказательством тому были бесчисленные толпы молодых людей, осаждавших здание чуть ли не с утра до поздней ночи. Но войти внутрь они не могли: билет стоит слишком дорого. Конечно, это только мои личные наблюдения, которые хорошо бы дополнить некими данными обобщенного характера. Ежегодно по всей Италии проходит множество всякого рода фестивалей песни. В последние годы и у нас отмечается живой интерес к песне. (Время от времени в нашей прессе можно даже встретить утверждения, что проблемы, связанные с Песней, начинают разрастаться до масштаба национальных проблем, и в дискуссию включается всяк, кому не лень, не имея порой для того надлежащих познаний.) В отличие от самого музыкального поляка итальянец никогда не стыдится петь. Он поет охотно - и на работе, и на улице, и в магазине, и на трамвайной остановке. Песня помогает ему жить, облегчает контакты с людьми, смягчает стрессовые ситуации современной жизни. Помню, как довольно тучная матрона, подметая в гостинице коридор, звучным голосом распевала песню Джилиолы Чинкуэтти "Я слишком еще молода, чтобы любить".

Пластинки поступают в продажу сразу после окончания фестиваля в Сан-Ремо. А штампуют их еще до его начала. В течение двух-трех дней на улицах можно услышать все фестивальные песни. Фестиваль будоражит публику не только событиями музыкального характера, но и фактами из частной жизни звезд, которые пресса безжалостно, я бы даже сказала, смакуя, извлекает на свет божий и бросает на съедение читателю. При нехватке достоверной информации без всякого стеснения пускается в ход выдумка. Может показаться, что фестивали организуются, чтобы дать развлечение широким массам. Но это чисто внешне. Музыкальность народа лишь средство для достижения цели. А цель эта - деньги. Фестивали устраивают студии по производству грампластинок. Каждый исполнитель представляет какую-нибудь студию.

Участие в фестивале обходится в миллионы лир. Никого не волнует ни сам исполнитель, ни качество песни, которая становится просто товаром. Побеждает тот, кто больше вложит денег и сумеет наилучшим образом продать свой товар. Как я уже упоминала выше, котируется только первое место. Может статься, что одна из песен, не вышедших в финал, будет потом самой популярной, но покупаются все же пластинки с записями финальных песен и, уж без всякого сомнения, песня-победитель. Ее полагается иметь, ее полагается знать. Первая часть фестиваля осталась позади. Началось томительное ожидание решения жюри. Из пятнадцати исполненных в тот вечер песен примерно половина должна была войти в финал и продолжать борьбу за вожделенное первое место. Мое отношение к итогам было довольно спокойным. В нем было больше, пожалуй, спортивного интереса. Я радовалась самой возможности участвовать во всемирно известном фестивале, услышать и увидеть многих звезд эстрады, съехавшихся сюда со всего света. Награда не была для меня вопросом жизни или смерти. Я с самого начала инстинктивно чувствовала, что в непрерывном столкновении интересов крупных фирм по производству грампластинок победа столь малозначительной студии, как КДИ, вряд ли возможна. Даже если бы исполняемую мной песню написал сам Орфей, одолжив мне вдобавок и свой голос. Но для большинства участников решение жюри могло иметь существенное значение; вполне понятно, что, ожидая его, они очень волновались.

Выход в финал означал повышение ставки за концерты, обеспечивал множество выгодных предложений, популярность, славу в течение целого года, вплоть до следующего фестиваля. А не войти в финал - значит получать более низкие, чем до той поры, гонорары, утратить популярность. Поэтому многие известные певцы вообще не принимают участия в фестивалях, предпочитая не рисковать. После того как решение жюри было оглашено, Пьетро сообщил мне: "В финал мы не вышли, зато оказались в прекрасной компании". Никто из знаменитостей на этот раз в финал не вошел. За чертой остались: Далида, Дионна Варвик, Конин Фрэнсис, а также "Сонни и Шер"...

На другой день, утром, ко мне приехал потрясенный Фред Бонгусто. "Случилось ужасное несчастье,- сказал он, рухнув в кресло. - Сегодня ночью, после решения жюри, Луиджи Тенко покончил самоубийством". Утренние газеты немедленно разнесли известие о его трагической смерти. Луиджи, узнав, что его песня не вошла в финал, вернулся в гостиницу и выстрелил себе в рот. Он пел им же самим написанную песню, и это была и по мелодии, и по тексту одна из самых лучших, достойных награды песен. Говорили, что Луиджи Тенко оставил письмо, в котором заявил, что не хочет больше жить в таком несправедливом и грустном мире. Раздались требования прервать фестиваль. Сан-Ремо кипел. Однако недолго. Фестиваль не только не прервали, но вскоре после похорон Луиджи уже праздновалась свадьба Жене Питнея. Свадьба носила явно показной характер, и я не уверена, что этот брак не был заключен в рекламных целях. Пышный свадебный прием состоялся на яхте, так, чтобы толпы людей ни на одну минуту не были лишены возможности наблюдать увлекательное зрелище. И лишь красный цветок, лежащий на тротуаре перед афишей Л. Тенко, напоминал о трагической, безвременной его кончине...

Следующая моя поездка на Апеннинский полуостров была намечена на июль. Сначала я должна была принять участие в фестивале неаполитанской песни, а потом записать в Неаполе свой первый долгоиграющий диск. Оказалось, что XV неаполитанский фестиваль планируется прежде всего как телевизионное зрелище, и в этом качестве он должен быть безупречно отработан в соответствии с утвержденным сценарием. Каждый из трех  вечеров должен был проходить не перед залом с публикой, а в зависимости от "фотогеничности" пленэра либо в прекрасном старом саду, либо в каком-нибудь дворце. Но все эти старые дворцы и сады - невинная затея в сравнении с главным требованием организаторов фестиваля. Впервые все фестивальные песни должны были исполняться под фонограмму. У меня вообще не укладывается в голове мысль, как можно проводить фестиваль путем прослушивания песен, звучащих в студийной записи. Ведь при этом совершенно исключается непосредственное общение с публикой, творческий подъем певца, который мобилизует все свои возможности, чтобы показать себя с самой лучшей стороны. Спортсмены, к примеру, когда трибуны пустуют, показывают более низкие результаты. И такое новшество было введено на фестивале в Неаполе, где всякий вкладывает в пение всю душу и даёт ее публике вместе с мелодией! Очень негативно оценили новшество и сами неаполитанцы. "С таким же успехом можно вынести на эстраду проигрыватель, поставить пластинку, а певец волен отправиться куда-нибудь посидеть за стаканчиком вина", - услышала я горький комментарий продавца газет. Замечание вполне справедливое. Однако, невзирая на проявленное жителями Неаполя недовольство, все шло в соответствии с утвержденным планом. Чувствую себя обязанной отметить, что выступление первой польки на неаполитанском фестивале снискало признание. Доказательством тому были многочисленные рецензии, где с похвалой говорилось о моем "истинно неаполитанском" стиле исполнения, а также - к великой моей радости и гордости - о "безупречном акценте прирожденной неаполитанки". Композитор и автор текста, сопровождавшие меня все время, пока продолжался фестиваль, тоже были довольны, что вручили мне свою песню...

В тот день оркестр закончил запись фонограммы, и с завтрашнего дня можно было начать записывать песни для моей долгоиграющей пластинки. Время, купленное у студии, истекало. Для того чтобы записать двенадцать песен, оставалось два с половиной дня. Этого должно было хватить. Я приходила немного пораньше, чтобы воспользоваться помощью, которую оказывали мне владелец студии, его жена и прежде всего швейцар - эти славные люди поправляли мое произношение. Они делали это очень охотно, искренне радуясь каждому верно произнесенному мной слову. Похудевшая на несколько килограммов (в студии было жарко и душно, как в джунглях), уставшая до предела, но зато очень довольная, я на следующий день в пять часов утра выехала обратно в Милан. Я уже знала, что мне предстоит цикл концертов, организованных редакцией газеты "Унита", а также участие в трех телевизионных программах.

До предполагавшейся серии концертов мне предстояло получить награду, присуждаемую ежегодно в Виареджо самым обаятельным, самым лучшим исполнителям. Торжественная церемония ее вручения соединялась с концертом. Среди получивших эту награду были также Катарина Валенте, Адриано Челентано, Рокки Роберто. Для меня это выступление явилось генеральной репетицией перед моими сольными концертами. Я уже знала наперед, что они пройдут хорошо, так как публика в Виареджо принимала меня исключительно тепло. Скромность не позволяет мне сказать "восторженно". От Форли, где состоялся мой первый и единственный концерт, организованный "Унитой", у меня осталось самое приятное впечатление. Это маленький городок, расположенный в гористой местности. Мы добрались туда к вечеру, после многочасовой езды в машине. Петь я должна была лишь около полуночи, а концерт проходил на открытом воздухе, поэтому хозяйка гостиницы одолжила мне свою большую, теплую шаль. На площади были поставлены столики, стулья, скамейки, обращенные к маленькой, временной эстраде, где с трудом размещались пятеро музыкантов и солистка с микрофоном. Центр площади оставался свободным: для танцев. Между деревьями были натянуты бечевки, унизанные разноцветными фонариками. На концерт пришли и стар и млад. Если уж по причине почтенного возраста - не ради танцев, то хотя бы посмотреть, посмеяться. Мне предстояло исполнить двенадцать песенок, "вплетенных в венок танцев. Когда я начала петь, танцы прервались, пары остановились, иные в той позе, в какой застали их первые звуки. Все лица повернулись ко мне. Я не обиделась бы, если бы они продолжали танцевать. Для Италии это естественно - здесь песня воспринимается прежде всего как танцевальная мелодия. Концерты редки, их заменили ныне телевизионные передачи. Но они слушали. Молодежь сгрудилась у эстрады - и тут начался "концерт по заявкам". Просили исполнить песни фестиваля в Сан-Ремо. Я знала несколько песен, и все пели вместе со мной. Я была очень довольна своим первым концертом. Ближе узнала. публику. Увидела ее реакцию на мое пение. На душе было хорошо, легко, радостно. Возникла уверенность, что так будет везде, что мне нечего опасаться. Концерт закончился около часу ночи. Мы вернулись в гостиницу. Я устала.

Ренато тоже был очень утомлен, ибо, как сам признался мне, накануне ночью ездил в Швейцарию. Из Швейцарии он вернулся домой уже под утро, после завтрака отправился за мной в Милан, и мы вместе приехали в Форли. Далее - репетиция, долгое ожидание, наконец, сам концерт. Так что устал он страшно, несмотря на свои двадцать лет. Тем не менее отказался от возможности переночевать в гостинице в Форли, где нам были приготовлены две комнаты: жаль было не использовать оплаченные номера в Милане... Мы ехали по автостраде. Я много и громко говорила, не слишком даже себя к тому принуждая, поскольку вызванное концертом возбуждение держится обычно еще довольно долго. Часа два после выступления я не могу расслабиться, не способна заснуть. Думала также, что тем самым не дам задремать Ренато и мы благополучно доберемся до Милана. Внезапно нас несколько раз подбросило, затем наступила тьма и тишина. Утром нашу машину заметил водитель грузовика. Машина была разбита вдребезги, и лишь красный цвет кузова напоминал о ее былой элегантности. Ренато из машины не "вылетел", а я оказалась далеко от останков "фиата", отброшенная какой-то страшной силой. Вызвали полицию. Нас привезли в больницу. Я получила возможность сделать перерыв в своей биографии.

Перевод с польского Р. БЕЛЛО