* * *

Я от тебя сегодня пьяный -
и кровь и мысли во хмелю,
и повторяю постоянно:
«Люблю тебя, люблю, люблю»!

Влюблен я! Все во мне мечтает,
все - как во сне!.. Летит метель в лесу,
но, кажется, весь снег сейчас растает -
лишь имя я твое произнесу!

Тебя увижу - руки, словно крылья,-
и сразу все мне в мире по плечу!
Боюсь, что от малейшего усилья,
тебя коснувшись, - в небо улечу!

Но ты смеешься: «Что с тобою, глупый»?
Я скоро все цветы в Москве скуплю.
Наверно, ты меня совсем не любишь?
А я люблю тебя, люблю!




* * *

Скажи мне, не из этих ли полян,
пестреющих по склонам, ярче ситца,
стрижи скроили легкий сарафан,
в котором ты летишь ко мне, как птица?

Вскинь руки загорелые свои!
Едва они со мной соприкоснутся -
с любимых уст лавиной соловьи
сорвутся и восторгами упьются!

Скажи мне, не из этих ли озер,
таинственно-тенистых и глубоких,
напился чистой нежности твой взор,
моя любовь, мой ангел синеокий?

Зачем так шутишь весело со мной?
То ласточкой, то ласковою тенью
коснешься сердца невзначай весной,
то шаловливо шелестишь сиренью.

Скажи мне, не из этих ли лесов,
что тянутся, заглядывая в лето,
ты выбрала один из голосов,
поющих, словно сладостная флейта?

Рассмейся звонкой иволгой в лесу,
заплачь дождем среди лугов красивых!
Тебе природа русская к лицу,
в тебе поет весенняя Россия!

Не оттого ль в пространстве дальних стран
тоска прихлынет - и опять приснится
твой легкий, твой веселый сарафан,
в котором ты летишь ко мне, как птица!






* * *

Любимая, ты вся - душистый мед,-
тебя, наверное, сбирали пчелы
в то время, когда луг вовсю цветет
и лес взлететь пытается веселый.

Ты на исходе мая родилась
такою светлой, чистой и красивой,
что не могу я насладиться всласть
впивая взгляд в тебя счастливый.

Мед- все слова веселые твои
и молодость твоя и поцелуи,
и эти взгляды, полные любви,
и этих рук ласкающие струи.

С тобой минуты тянутся, как мед;
и льется, словно мед, твой русый волос;
и, словно мед, томительно течет
твой ласковый, густой и сладкий голос.




* * *

Я вижу в каждом миге
тысячелетий грусть,
исчезнувшие книги
читаю наизусть.

Я чую ход старинный
часов, что вечность ткут
из тонкой паутины
томительных секунд.

Я слышу каждый шорох
давно прошедших гроз
и те слова, которых
никто не произнес.

Но ничего не значу
пред чудом красоты
и тихо сердцем плачу,
когда смеешься ты.





* * *

Зачем такая молодая
ты улыбнулась нежно мне?
Зачем, скажи мне, золотая,
являться стала ты во сне?

Зачем в обман твой сладкий верю
и без тебя грущу всегда?...
Не так ли осенью деревья
цветут под солнцем иногда?

Цветут не вовремя, не кстати,
цветут напрасно. Боже мой!..
А ты идешь в душистом платье
и веешь в душу мне весной!




* * *

В моей жизни тягостной, в моей жизни каверзной
ты, как зайчик солнечный, что в тюремной камере,

как цветочек маленький на уступе каменном
возле края пропасти - не достать руками мне!

Всё-то верить хочется: ты со мной останешься!
Только кто-то шепчет мне:
«К ней ты не дотянешься».

Не могу смириться я с этой горькой участью:
и смотрю в глаза тебе, и люблю, и мучаюсь.




* * *

Маргарита, Маргарита,
стрекоза голубоглазая,
где все лето пролетала?
Говори, давай, рассказывай.

На каких была полянах,
из каких пила источников?
Отчего на пальцах тонких
у тебя пыльца цветочная?

Отчего ты веешь медом
и лесною земляникою?
Ты торопишься куда-то?
Тебя лето вновь окликнуло?

А когда с тобою будем
разговоры разговаривать,
у окошка синим вечером
ароматный чай заваривать?

Ничего мне не ответила,
промелькнула за террасою...
Маргарита, Маргарита,
стрекоза голубоглазая.




* * *

Я не знаю, что делать с руками,
потому что, как птицы, взлетают они
и летят к тебе прямо на плечи.
Я не знаю, что делать с губами,
потому что всегда расцветают они, улыбаясь тебе.
Я не знаю, что делать с глазами,
потому что смеются они, когда вижу тебя.
Я не знаю, как сладить мне с сердцем,
потому что, как маленький мальчик,
от радости прыгать оно начинает
при встрече с тобой.

Но ты слушаешь молча меня, опустивши ресницы,
но ты руки отводишь мои от себя
и болтаешь, бог знает о чем -
о делах, о работе,
а потом говоришь: « Ну, пора», -
и уходишь как будто навечно,

Каждый раз ты
как будто навечно уходишь
и мне хочется броситься
в лестничный темный пролет...
Но ты хлопаешь дверью -
в груди обрывается сердце,
и руки мои опускаются сами собой,
и губы кривятся невольно,-
мне больно
и в глазах моих слезы стоят...
Только что тебе слёзы
и что тебе сердце?
Что тебе одинокое звездное небо
И осенний пустынный простор?





* * *

Как светло было в этой аллее весной!
Вишня так расцвела, что казалась невестою.
Сколько раз ты под ней целовалась со мной!
А теперь без тебя что-то стало невесело.

А теперь осыпаются вишни в саду-
прямо под ноги катятся вишенки спелые!
Ты же мне обещала, клялась мне: «Приду!»
Кто целует сейчас твои рученьки белые?

Пролетело веселье, сады отцвели,
отзвучали запевки в лесу соловьиные,
и кому-то достались - в небесах журавли
да еще вишни губ твоих - ягоды винные.

Обманули меня в темноте соловьи
Эх, любовь наша - песенка спетая?..
Осыпаются пьяные вишни любви,
осыпаются сладкие, осыпаются спелые...




* * *

В Сокольниках осень…
Сквозь темную зелень
Пробилась в дубах вековых желтизна.
Пусты танцплощадки, замолкло веселье,
Березам притихшим приснилась весна.

И голос серебряный аккордеона
Охрип и рассыпался грустным дождем,
И мокрая, с голой верхушки ворона
Глядит с любопытством: «Куда ж мы идем?»

Ведут в глубину тишины тротуары.
Там листья багровые, словно в крови,
Там липы дуплистые, будто гитары,
Чуть слышно поют о прошедшей любви.

Ах, эти дуплистые, тёплые липы!
Прощаясь, они расшумятся опять,
И тем, кто услышал их тихие всхлипы,
На сердце нахлынувших слёз не унять.

Взлетающий лист вихрь внезапно подкосит, -
И он упадет к твоим туфелькам вдруг,
И выдохнут липы: «В Сокольниках осень!..»
Заплачут – и выпустят счастье из рук…






* * *

За мной метель, сожженные мосты,
разрозненные судьбы, боль разлуки
и маленькая-маленькая ты
из дальних лет протягиваешь руки.

О чем-то просишь... Но твои слова
суровый ветер в сторону относит...
Там, где стоишь ты - вешняя трава,
а здесь, прости, - сороковая осень.





* * *

Сумерки зимние,
сумерки синие,
сумерки снежные,-
тихие-тихие,
нежные-нежные.
Между березами,
соснами, елями
счастье засыпано наше
метелями,
будто бы жили с тобой мы
и умерли...
Тихие-тихие
грустные сумерки...





* * *

Ты помнишь, как меня среди вокзала
ты бросила и слова не сказала?
Я с той поры измучился, любя, -
я в женщинах других искал тебя.
Их было много нежных и ненужных,
то безудержно наглых, то послушных.
Я их устало иногда ласкал,
как море берег у безмолвных скал.
И понимал, что это все напрасно;
и понимал, что только ты прекрасна.
И вот со мною, что весной случилось.
Когда я крепко спал, и ты мне снилась,
и все в квартире скрадывала мгла,
ко мне другая вкрадчиво легла.
И под покровом сладкой темноты
мне показалось: это ты!
Я целовал ее, ласкал спросонок
восторженно, как маленький ребенок.
Потом она ушла, и я уснул.
А разбудил меня нестройный гул
летящих по шоссе автомобилей.
Нет-нет, мы с ней друг друга не любили.
Уже одетая, она вошла под утро,
когда была вся комната продута
прохладой прибывающего дня.
Она сказала, трогая меня:
«Мне так с тобою было хорошо!
Не знаю, что со мной произошло».
«Забрала ты - ответил я,- чужую
любовь, как океан, большую».
Но женщина застыла у окна
и нечего не поняла она...





* * *

А я-то думал, ты со мной
сойдешь на станции Лесной,
там, где в глуши меж темных елок
затерян маленький поселок,
что мы пройдем поселок мимо
и углубимся в лес любимый,
найдем под елью двухсотлетней
сосновый сруб с верандой летней.
Я думал, ты войдешь в усадьбу,
зверье и птиц позвав на свадьбу,
и будут белки сквозь прорехи
тебе в подол бросать орехи,
и прибежит забавный ежик
и белый гриб к ногам положит,
колоду меда нам медведь
притащит, птицы будут петь,
и расцветут вдруг все цветы,
чтоб только улыбнулась ты.
Но ты живешь в квартире с ванной,
ни я, ни дом мой деревянный
тебе, конечно, не нужны.
Так и живу здесь - без жены.
Дождливой ночью сплю и слышу,
как шишки падают на крышу,
как тяжело шумят деревья…
Ау, любовь! Ау, доверье!

Ст. 1-я Лесная.

* * *

Когда увидел я твое лицо,
в моей судьбе день покачнулся черный,
и как оторванное колесо,
жизнь покатилась к черту!

Никто меня не мог остановить,
ни мать, ни бог - все в стороне осталось!
Я б докатился до решетки, может быть.
А ведь нужна была такая малость!

Когда с улыбкой ты к другому шла,
я пил и стекла бил и резал вены!
Но всколыхнулась горестная мгла, -
но воссияло вечностью мгновенье!





* * *

То не ты проходила средь бархатных роз –
это бабочки тихо порхали,
это призрачных стайка стрекоз
просквозила в прохладные дали…

Тучи сдвинули брови и стало темно,
и я понял: не ты постучала в окно –
это осень холодная тонкою веткой
постучалась в стекло, это ветер…




ВМЕСТО ЭПИЛОГА




* * *

Вечерние сады, как облака, клубятся
и яблоки росой мерцают звездно в них,
притихшим листьям сны о поцелуях снятся
и длится целый век любой счастливый миг.

Вечерние сады окутаны туманом,
в них сумерки таят небесные цветы,
вдохнув их аромат, смиряешься с обманом
несбывшейся любви, несбывшейся мечты.

Вечерние сады - таинственные тени
и шелесты шагов в пустынной тишине
тех, кто, уйдя навек в глубокий мир растений,
воскреснувшей душой сияет в вышине.

Вечерние сады - в безмолвии прохлады.
В них, серебрясь, звенит неслышный днем ручей.
И мне легко-легко, и ничего не надо -
ни клятв, ни теплых слез, ни трепетных речей.





* * *

Печально полночь лунная синеет,
печалью полон опустевший дом.
Окно раскрыто - ароматом веет,
и сердце вспоминает о былом.

Привстав на цыпочки,
вся в серебристых звездах,
сирень, как девочка, глядит в мое окно
и что-то шепчет мне, лиловогроздая,
родное и забытое давно.

Послушаешь ее – и вспомнишь юность,
и вспомнишь милую волшебницу свою.
Все пронеслось. Я больше не волнуюсь,
я больше не надеюсь, не люблю.

Но, словно наяву, былое снится,
свиданий соловьиные слова,
и ласточкой вспорхнувшие ресницы,
и глаз необъяснимых синева...




* * *

Майский месяц светит, словно
уголовная статья.
Что ты сделала со мною!
Бог один тебе судья.

Был с тобой когда-то весел
а теперь запоем пью
и шепчу, башкою свесясь:
«Я кого-нибудь убью».

Там, где горбится пивная
между двух кривых берез,
о любви напоминает
у ограды запах роз.

Я дарил тебе их много,
нынче грустно одному
и куда ведет дорога
что-то сам я не пойму.





* * *

Вот бреду я, усталый, с раскаяньем к Богу.
Тяжелей с каждым шагом на гору идти.
Да осилит идущий до храма дорогу,
да помогут архангелы в трудном пути!

Обошел я широкую грешную землю -
все дороги в небесные входят врата.
Восковую свечу в Божьем храме затеплю
тихо-тихо заплачет душа-сирота.

Я растратил любовь - отдал женщине вздорной,-
все былое мое, словно пепел в горсти.
И хочу я к иконе припасть чудотворной.
О, помилуй мя, Отче, спаси и прости!





* * *

Я с каждым днем все дальше от людей,-
уже слова мои им не понятны.
Все дальше я от их больных идей,
от их забот...
И не хочу обратно.

Что мне кричат - расслышать не могу,
что говорю - им тоже не понятно.
Не различить, кто там на берегу,
не видно лиц - расплывчатые пятна.

Пусть обо мне забудут навсегда.
Как хорошо порой хлебнуть забвенья!
Пускай не будет больше никогда
ни клеветы, ни слез, ни униженья.

Плыви, плыви, мой утлый плот,
я знаю, где-то есть земля другая,
где вспыхивает бабочек полет,
над белыми цветами угасая,

где птицы зерна прямо с рук клюют,
где звери, как доверчивые дети,
где незнакомые тебя не узнают
и не обманут - ни за что на свете!

* * *

Олег Леонтьевич Демченко родился в 1953 году в селе Самашки, Грозненской области. Автор нескольких книг, песен и многих публикаций в журналах, альманахах, антологиях, газетах.